На мой взгляд, корни этих конфликтов, лежат в произвольном и расширительном толковании международных норм по борьбе с наркотиками. Вместе с ясным термином "наркотик", который однозначно интерпретируется в международном праве, в нашем законодательстве используются такие расширительные понятия, как "прекурсор" или "сильнодействующее вещество". Эти, на первый взгляд, безобидные филологические изыски на самом деле создают правовую неопределенность, правовой абсурд. И это не только юридическая или терминологическая проблема. Правовая неопределенность калечит жизни людей и мешает легальной работе химических предприятий.
Чтобы убедиться в многочисленных правовых дефектах нашего антинаркотического законодательства, достаточно посмотреть конвенцию Организации Объединенных Наций 1988 года "О борьбе с наркотиками". Когда читаешь и сравниваешь конвенцию ООН с нашим законодательством, то выясняются уже не мягкие разночтения, а очень глубокие противоречия.
В российском Уголовном кодексе в 1996 году вписаны шесть статей, которые полностью делают нелегальным оборот наркотиков. В этих статьях установлен запрет и наказание за все мыслимые манипуляции: нельзя растить, нельзя хранить, нельзя сбывать и так далее. Казалось бы этих статей вполне достаточно. Но кроме этих шести статей в Уголовный кодекс была внесена и довольно странная статья № 234 о незаконном обороте сильнодействующих веществ. Эта подозрительная статья до 2003 года жила в спящем режиме, поскольку никто ее не осмеливался использовать. Но с 2003 года дела по 234 статье начали возбуждаться. Причем на практике под определение "сильнодействующих веществ" стали попадать и так называемые прекурсоры – то есть те вспомогательные вещества, которые сами по себе опасности не представляют, но перемещение которых может сигнализировать о производстве наркотиков.
В связи с этим докладываю вам что, слово "сильнодействующие вещества" в конвенции ООН вообще не употребляются. И это чисто российское изобретение, использование которого зависит от интерпретации. Во внутрироссийских документах записано, что контролю подлежат все прекурсоры, которые могут быть использованы в качестве растворителей при производстве наркотиков. Но в Международной конвенции ничего подобного нет. Международная конвенция требует контролировать только оборот наркотиков и психотропных веществ. А движение прекурсоров подлежат только международному контролю, и только в случае выявления подозрительных сделок. Напомню, что в год своего образования Федеральная служба по наркоконтролю докладывала о весьма скромных результатах – вроде изъятия двухсот грамм наркотических веществ, четырехсот грамм сильнодействующих веществ или шестисот грамм прекурсоров. Согласитесь, что для службы со штатом в сорок тысяч человек это довольно немного. А после реанимации 234 статьи наркополиция может докладывать уже о десятках тонн изъятых "сильнодействующих" веществ – то есть прекурсорах.
В связи с этим у нас есть две задачи. Первая - это законодательное исключение разночтений и приведение российских законов в соответствие с международной конвенцией. Строго говоря – это работа для депутатов Государственной Думы.
И вторая задача – это создание общественного движения по самозащите от наркотиков. Это очень разумная вещь, поскольку многие уже убедились, что наркополицейские не способны спасти страну от наркотиков.
Сайт "Дела химиков"
