Судя по всему, контракт на съёмки в фильме Франко Неро, который только что заключил Кевин Спейси после изгнания из профессии, связан с отзывом судебного иска на 40 миллионов долларов из-за предполагаемых “домогательств” в 1983 году.
Напомню, что в начале мая окружной судья Нью-Йорка постановил, что аноним под псевдонимом “C.D.”, предъявивший иск из-за событий 38-летней давности (когда ему было 14 лет), должен отказаться от анонимности, если он желает продолжить дело в суде – и отвёл на решение истца 10 дней. Этот срок уже прошел.
Судья оказался не робкого десятка и отметил в постановлении: "По вышеуказанным причинам C.D. не показал, что его интерес к конфиденциальности является достаточным, чтобы позволить ему анонимно оспаривать обвинения в сексуальном насилии. Соответственно, в итоге общественный интерес говорит не в пользу права на псевдоним".
10 дней истекли и, судя по контракту, который получил Спейси, судебного процесса всё-таки не будет. Истец не захотел раскрыть миру реальное лицо.
Видимо, Спейси ждал решения по этому делу перед тем как вернуться в профессию. Его пригласил в свою картину итальянский режиссер Франко Неро. “Я очень рад, что Кевин согласился участвовать в моем фильме. Я считаю его великим актером и не могу дождаться начала работы”, – сказал он.
А в прошлом году ещё один обвинитель, сын телеведущей Хизер Юнру, также отозвал иск к Спейси, поскольку внезапно “потерял” смартфон со своей перепиской, где он обсуждал флирт с кинозвездой (скорее всего, весело обсуждал). Суд посчитал отсутствие важных улик со стороны обвинения поводом для прекращения процесса.
Не везёт обвинению в этих историях со Спейси. И ясно – почему. Нет никакой объективной возможности установить истину по делам 38-летней давности. Никакое число “пострадавших” не прибавит убедительности судебному процессу при отсутствии реальной доказательной базы.
Стоит ли удивляться, что профессиональные судьи стараются (на мой взгляд) избежать сомнительных разбирательств на зыбкой правовой почве.
Более того, “жертвы” то и дело демонстрируют странную весёлость и полное отсутствие какой-либо “травмы”. Один из “пострадавших”, Гарри Дрейфусс (который не подавал в суд на Спейси) годами рассказывал в дружеских компаниях – в виде анекдота – о том, как его “клеил” мэтр. И только в эпоху “MeToo” до него дошло, что он “страдал” от “травмы”. Но понятно, что с таким багажом (анекдотами в компнаиях) – в суд уже поздно идти.
Можно порадоваться за Спейси, который вернётся в профессию (и даже перекреститься на радостях), что он не покончил с собой после разрыва контрактов, как 38-летний хореограф Лиам Скарлетт в апреле этого года.
Но в громких делах о “харассменте” важно отвлечься от персоналий, чтобы увидеть правовую проблему целиком.
* * *
Лично я нормально отношусь к движению “MeToo”, потому что понимаю общественную ценность голосов пострадавших от насилия. Это прекрасное движение.
Проблемы и юридические коллизии начинаются там, где общественность, обсуждающая проблему насилия, требует наказания конкретного виновного. Как установить виновность человека – не на уровне “мемуаров”, “слухов” и “рассказов” (где “слово – против слова”), а в чисто-юридической плоскости?
Сегодня существует юридическая проблема, которая не имеет правового решения. И глупо закрывать на это глаза.
С одной стороны, принцип доверия жертве (особенно из числа гендерно и социально-уязвимых групп). А с другой стороны – принципиальная недоказуемость вины в сексуальных действиях, совершённых много лет назад в конфиденциальных обстоятельствах.
Не только любой юрист, но и человек со здравым смыслом, признает наличие этого противоречия. На сегодняшний день (прямо скажем) эта коллизия не имеет решения.
Пассионарная часть общества может бурно обсуждать, требовать наказания, подвергать остракизму, иногда буквально травить человека, – но доказать в юридическом смысле она ничего не может. А без суда – это вопрос “веры” тем или иным показаниям, – не более того.
Отсюда возникает проблема: что делать с разрывом контрактов, запретом на профессию, увольнением людей, обвинённых в “харассменте” – в юридическом плане?
Любое такое увольнение окажется неправовым, а значит и морально-сомнительным решением.
Хорошо ли утверждать в правовом обществе традицию неправовых расправ (запретов на профессию) над любыми людьми, которые нам неприятны?
На сегодня общество нашло сомнительный и промежуточный вариант действий: оно занимается травлей обвинённого в “харассменте” – на базе “слухов” и “воспоминаний”, которые не может доказать.
Это довольно тяжёлое зрелище.
А главное, печальная практика, когда правовые последствия (запреты на профессию, лишение контрактов) наступают без суда и правовой процедуры.
Именно в этом порочность – нет, не “MeToo”, а “новой этики” в радикальных формах “культуры исключения” (cancel culture). То есть, бойкота.
Что же делать, если вы хотите выразить своё негодование в адрес вероятного “насильника”, если поверили “жертве”? Очень многое.
Вы можете не ходить на спектакли, не покупать билеты и стоять в пикетах у входа в кинотеатры (это ваша личная позиция). Но разрыв контрактов и отмена спектаклей – это пример произвола, который должен быть оспорен в суде, а пострадавший от него должен получать огромные компенсации за ущерб, который ни на чём не основан в юридическом плане.
Я надеюсь, что после горячего этапа погони за маньяками – общество придёт к золотой середине, когда любое обвинение потребует доказательной базы.
Это значит, что жертва насилия будет обращаться в полицию по горячим следам, а не 38 лет спустя (если, конечно, хочет наказания).
Верить или нет обвинениям в давнем “харассменте” – это личное дело каждого. Но такое мнение должно остаться версией событий.
Если мы хотим жить в правовом обществе, то только доказанные в суде действия должны иметь правовые последствия.
Поэтому, надеюсь, мы всё-таки увидим Спейси в новой роли.
! Орфография и стилистика автора сохранены
