Социальное происхождение политика – далеко не приговор, а лишь один из многих параметров, не столь подчас и значительный. Возможность социального и культурного роста опровергает наивный социальный детерминизм: сын хрестоматийно известной кухарки может стать и академиком, и президентом, и плотником. Браки между аристократами и простолюдинками не только обновляли, как говорится, кровь, но не препятствовали (или даже способствовали) интеллектуальному росту. То есть социальное происхождение не имеет генетического тупика, что тысячи раз доказывала история разных стран.
Другое дело, что наша страна три четверти века прожила внутри мифа о хорошем, правильном и плохом, вредном социальном происхождении, когда в ответ на многовековое доминирование аристократии, обычно хорошо образованной и именитой, возникло государство, где пропуском к социальному росту стало принадлежность к низким, как это называлось, классам: рабочим и крестьянам. А вот аристократическое, буржуазное или интеллигентское происхождение ставило множество преград для карьеры, а иногда и жизни.
Более четверти века назад государство рабочих и крестьян приказало долго жить, и на его обломках возникло новое государство, в которое социальное неравенство было объявлено одним из предрассудков и ошибок прошлого. Вместо привилегированных классов была декларирована более прогрессивная идея социального равенства. Если вспомнить, с чего начиналась перестройка, то в ней нетрудно (помимо политического и экономического плюрализма) увидеть реабилитацию интеллекта. И фигуру извинения перед ним. Быть умным и образованным стало на время модно.
Говорить о том, что далеко не все декларации оказались воплощенными в реальность, было бы смешно. И рынок, и политические институты обернулись фикцией, и об этом сказано достаточно. Но есть еще один момент, на который стоит обратить внимание при всей спорности и неоднозначности всего дальнейшего. Фикцией оказалась и идея социального равенства.
Формально все, конечно, равны. Но на самом деле идея привилегированных классов по-советски очень быстро восстановила себя в правах. Конечно, никто сегодня не говорит о диктатуре пролетариата и о том, что народная мудрость ближе к простым людям, а не к интеллектуалам, всегда и всем недовольным. Но на самом деле социальное происхождение продолжает быть джокером, по меньшей мере, в политической карьере. И не только.
Чтобы убедиться в этом, достаточно провести самый поверхностный (и доступный любому) анализ социального происхождения современной политической элиты в России. На уровне открытых источников. И тогда обнаружится интересная деталь. Почти половина представителей правительства и администрации президента, губернаторского корпуса и партийных функционеров – выходцы из рабочих семей, другая существенная часть – выходцы из семей военных. Есть также продолжатели дела советской номенклатуры, а вот потомственных интеллигентов – кот наплакал.
Выходцы из рабочих на наиболее заметных постах (уточнения принимаются): Путин, Сечин, Собянин, Матвиенко, Нарышкин, Миллер, Набиуллина, Золотов, Колокольцев, Мутко, недавно еще влиятельный Лужков. Дети военных – Кудрин, Чубайс, Мединский, Полтавченко, Миронов, Патрушев, Грызлов, Тимченко (последний приведен не как бизнесмен, а как человек, близкий – или входящий – к кругу управления). Дети номенклатурных родителей: Лавров, Рогозин, Силуанов, Ткачев, Песков, Скворцова, Потанин, Усманов, Турчак, Хлопонин, Ливанов (предыдущий комментарий можно отнести к Потанину и Усманову). Выходцы из села – Володин, Зюганов, Худилайнен, Шанцев. Даже сын профессора – премьер-министр – напирает в биографии на свои крестьянские корни, "потомок крестьян Курской губернии" и партийных функционеров.
Еще одна приметная группа – дети, выросшие без отцов и в бедности: Сергей Иванов, Греф, Сурков, Жириновский, Тулеев. У некоторых видных кагэбэшников сведения о детстве и юности (например, Бортников) глубокомысленно закрыты, но канва биографии остается стандартной. Кстати говоря, практически вся политическая элита высшего эшелона и сама имеет советский номенклатурный опыт, большинство начинало карьеру в партийных, комсомольских, кагэбэшных кругах, многие служили в армии, были членами партии.
Это не означает, что никто из них не имел среди близких родственников учителей или врачей или студентов-отцов: матери учительницы и преподаватели у достаточного числа путинских функционеров первого ряда, у Александра Жукова отец – писатель-мракобес дворянского (не проверено) происхождения; но рабочие и военные корни, безусловно, превалируют.
Какие из этого можно сделать выводы? Несколько очевидных, но все неутешительные. Социальное равенство в путинской России еще большая фикция, чем путинская демократия. Привилегированные классы, пусть это и не декларируется, остались. Идея социальной мести – без революционных лозунгов и истерик – определяет тонус политической карьеры. Среди путинских выдвиженцев нет людей, занимавших при советской власти политически независимую, оппозиционную или даже индифферентную (не очень понятно, куда отнести Михаила Меня) позицию (о диссидентах, нонконформистах я не говорю). И тот разлад, который возник (или выплыл на поверхность) между политической властью и интеллигенцией, конечно, не случаен. Это не просто отголоски классовой ненависти, это во многом ее продолжение в новых политических декорациях.
Сказанное, совершенно не означает, что интеллигенция, которую демонстративно гнобит коллективный Путин из рабочих окраин, – это тот полюс добра, который попирается наглым социально детерминированным злом. Ничего подобного. Постперестроечная интеллигенция никак не менее продажна и беспринципна (об исключениях не говорю), чем интеллигенция советская, служить Сталину, Брежневу или Путину для большинства не представляется проблемой. Более того, даже те, кто сегодня в оппозиции Путину, в ельцинскую эпоху или при раннем Путине сделали очень много, чтобы Путин и его государство фикций, притворяющееся буржуазным капитализмом, заняли то место, которое они сегодня занимают.
Но главный тезис эти уточнения не отменяют: Россия сегодня продолжает быть обществом, в котором пропуском в политическую элиту является рабочее, военное или номенклатурное происхождение. И эта преемственность отчетливей любой другой. Образование без правильного социального происхождения: пиво без водки. Миф о мудрости необразованного человека продолжает творить российскую историю и вдохновлять культуру. И классовая ненависть (и классовая солидарность имени "обида на шибко умных") под соусом народолюбия не растворилась в многомиллиардных состояниях – она оказалась сильнее и прочнее денег и власти. На то она и ненависть. По-русски.
