Люди, не совсем забывшие совок, помнят, возможно, такой общественный инструмент как Переходящее Красное Знамя. В принципе обыкновенный пропагандистский фетиш, замещавший материальную заинтересованность. Хотя более внимательные наблюдатели способны были разглядеть в нем и возрождающуюся птицу Феникс, и круговорот воды в природе, и идею о перерождении души, о смене любовниц как перчаток и даже уловку женского кокетства: в угол, на нос, на объект.
Мы вообще подчас недооцениваем интеллектуальную нагруженность пропаганды, которую продумывают и осуществляют люди пусть и циничные, но, так сказать, начитанные и неслучайные.
Понятно, что мы сейчас о современном варианте переходящего красного знамени, об образе врага, который с такой легкостью и скоростью меняет свое лицо, что это какой-то переходящий враг. Геи, пятая колонна, нацпредатели, укрофашисты, злобные пиндосы, исламские террористы, игиловцы, беженцы, наконец, турки и их коварный предводитель Эрдоган.
Многих изумляет сама быстрота смены вражеских образов – псевдоумирание (переход в пассивное состояние) одних, и возрождение из пепла новых буквально по щелчку. Смена объектов в руках фокусника, смена блюд в трапезе, смена лозунгов в колонне демонстрантов, смена речевок с трибуны мавзолея, смена костюмов мимом.
Понятно, что здесь важна предварительная подготовка аудитории (почвы, она готовится культурой), а это особая тема. Но я хотел бы предположить, что среди изобретателей самого феномена – переходящего врага – люди, как и в случае с советской предысторией, грамотные и интеллектуально основательные. Более того, я бы предположил, что они хорошо знакомы не только с советской версией идеологического воздействия на широкие массы зрителей, но и рефлексией на советскую пропаганду со стороны их наиболее впечатлительных и проникновенных критиков – концептуалистов.
Прошел ли хоть один московский концептуалист мимо лакомой возможности деконструировать советский лозунг? И Пригов, Орлов, Чуйков, Кабаков и, конечно, Булатов с его словами-лозунгами "Не прислоняться", "Опасно", "Единогласно". Сколько раз обыгрывалась в практиках концептуалистов сама ситуация, когда аудитории показывается какой-нибудь лозунг, и толпа мгновенно выполняет команду: стоять, сидеть, лаять, восторгаться, горевать, засыпать, просыпаться.
Припоминаю и кумачовую растяжку Монастырского в заснеженном лесу: "Я ни на что не жалуюсь, и мне все нравится, несмотря на то, что я здесь никогда не был и ничего не знаю об этих местах ". Понятно, что не концептуалисты изобрели способы манипулирования сознанием, но именно они наиболее отчетливо исследовали этот феномен с советской пропиской художественно-психологическим образом. То есть с помощью изъятия смысла из тела лозунга и обнажения его манипулятивной структуры.
Так вот идея переходящего врага, на мой взгляд, происходит не только из советской и нацистской (вообще тоталитарной) пропаганды, не только учитывает исследования способов манипуляции массовым сознанием, скажем, во франкфуртской школе или у таких западных психологов, как Берн, Хорни, Лебон. Но и на основе практик советских концептуалистов, дешифровавших процедуру манипуляции применительно к родной русско-советской среде.
Ведь идея манипуляции сознанием, в том числе, с помощью лозунгов и созданием образа врага – конечно, не русское ноу-хау. Приоритет путинской пропаганды образа переходящего врага в кинематографичности, скорости смены кадров, спокойной работе оператора, переключающего внимание с одного объекта на другой без какой-либо видимой потери интереса к объекту (хотя по идее, скорость переключения должна оборачиваться потерей внимания реципиента, чего мы пока не наблюдаем). Такое ощущение, что реципиент загипнотизирован, что он готов воспринимать переходящего врага без какой-либо поправки на смысл, что перед нами собака Павлова, которой вырабатывают условный рефлекс: есть, лаять и пить по звонку.
Но даже Павлов в своей знаменитой нобелевской речи, напомнил, что далеко не все собаки в одинаковой степени готовы усваивать условные рефлексы, называемые им ассоциацией, и – парадоксально – отнес русский культурный тип к числу тех, кто менее способен к усвоению позитивных условных рефлексов.
Я, безусловно, не симпатизирую теориям с расовой подоплекой, я не верю в расовую или национальную предопределенность, только в сумму социального опыта и его фиксацию в виде традиций, привычек и обычаев. Но идея того, что в русской культуре чаще возникает привязанность к словам (оболочкам), а не к фактам, имеет форму рифмы с нашей проблемой обнаружения невиданной легкости появления феномена переходящего врага.
То есть я с удовольствием услышу контраргументы, что явление переходящего врага универсально, и существует много культур, в которых враг по щелчку пальцев манипулятора меняет географические, конфессиональные, культурные и расовые координаты. Еще раз –
инструмент мобилизации общества с фокусом на внешнем враге по древности равен истории.
Скорость и легкость смены личины врага в русском общественном пространстве мне кажется если не феноменальными, то выдающимися.
Вот так это начинается, новое состояние общества с удивительной гибкостью. Сначала общество репетирует тоталитарные реакции на одном глобальном образе классового врага, и тратит на это три четверти века, пока не рассыпается в изнеможении. Перед закатом появляются художники, которые исследуют язык манипуляций и показывают, что манипулятивный жест может существовать почти вне смысла: какой приказ поднят над головой, такой аудитория и выполнила.
А затем начинается вторая фаза существования этого же общества, которое, как выясняется, совсем даже не разрушилось, а лишь трансформировалось. И на некоторое время притворилось мертвым, сонным, чтобы в анабиозе переждать самое трудное. Причем так, что смысл из знака выветрился окончательно: и можно уже указывать на произвольный предмет и обозначать его как фашист, террорист, педераст, нацпредатель. И аудитория без тени критики и смущения соглашается с обозначением и умудряется со скоростью циркового мага встроить новый образ врага в свою историческую и культурную идентичность. Благо она подготовлена, как почва к озимым.
Если вы полагаете, что досмотреть до конца этот эксперимент академика Павлова по выработке рефлекса переходящего врага (при всей – соглашусь – опасности эксперимента) – не занимательно, то я скажу, что вы не цените уникальность. Мне кажется, среди участников затесался чемпион по социальной внушаемости и рекордсмен Книги рекорда Гиннеса по перемене морды врага. Раз – и она та, на какую укажет перст манипулятора. Раз – и это вы.
