В Эрмитаже клоуна распяли на кресте. И как иначе могла нынче отреагировать православная патриотическая общественность?
Проверка в подобной ситуации Эрмитажа на экстремизм даже более естественна и логична, чем экспресс-анализ на ВИЧ, который делается автоматически всем поступившим в клинику на госпитализацию.
И вдруг директор музея ни с того, ни с сего возмутился и накатал телегу в прокуратуру: "Это культурная деградация нашего общества. Это доносное использование общественного мнения. Ничего кощунственного здесь нет, а явное желание испортить настроение в городе есть".
Хорошо изложил. И эмоционально, и ярко, и даже в меру образно. Только мне совсем непонятно, а что хотел сказать-то? Во все времена, во всех странах и при любых режимах с одной стороны, директора крупнейших государственных, подчеркиваю, именно государственных, музеев, это была должность и политическая и чиновничья. Причем, достаточно высокого уровня. А с другой – сами эти чиновники по сути своей предельно лояльны и власти и главенствующему в государстве нравственно-эстетическому и идеологическому направлению. И это не просто естественно, это по большому счету абсолютно правильно.
Истинный музейщик как диссидент и протестант, это, конечно же, полнейший нонсенс. Он обязан быть консервативен и охранителен по своей сути. Тут не надо путать его с галерейщиком, частным коллекционером, меценатом, художественным критиком или даже эстетствующим университетским профессором. А уж тем более с оппозиционером любого толка.
У такого положения и такой позиции есть огромное количество плюсов. Но нет в мире совершенства, и потому имеются некоторые мелкие минусы. В основном они относятся к чисто субъективным ощущениям некоторых крупных музейных деятелей. Конечно, я никогда не посмел бы, не в присутствие, не в адрес, не по поводу столь высоко духовных личностей, истинных хранителей и ценителей культуры и искусства, клянусь, говорю это без малейшего намека на иронию, произнести хоть что-то подобное. Но если бы что-нибудь такое произошло с человеком совсем рядовым, моего уровня и ранга, то тогда сказал бы по-простому: "А неча из себя целку строить. Попытка заигрывать с кем-нибудь не особо приятным, а уж, тем более, частично лечь под этого неприятного, редко когда вызывает большое удовольствие у заигрывающего и ложащегося".
Когда судили организаторов выставки "Осторожно, религия", когда казаки ломились на "Винзавод", когда плевали в столь нелюбимого мною Гельмана, когда отправляли по этапу Пусек, что-то я не видел в первых рядах защитников права искусства на самовыражение развевающийся знаменем протеста всемирно известный шарф Пиотровского.
Ах, да, то всё, конечно, не имело и не имеет отношение к истинному искусству. Это не знаменитые ученые британские братья Чепмен, а шушера отечественная. И Пиотровский, наверное, подумал, что это он будет определять, что искусство, а что нет, и кого можно на кресте распинать, а кого нельзя. Нет. Никогда подобного определять и решать не будет Пиотровский или пиотровские. Это не хорошо и не плохо, а просто так не бывает.
Уж, к сожалению или к счастью, тут я судить не берусь, но не бывает. А вообще-то, если честно, мне, по большому счету, безмерно безразличен и Пиотровский, и его ощущения. И очень не безразличен Эрмитаж. Потому, конечно, любые действия по защите Эрмитажа вызывают у меня только уважение, кто бы их ни совершал.
Но только никогда не получается сохранить ни один эрмитаж сам по себе, не пытаясь сохранить и защитить страну. Должен ли понимать это настоящий музейщик? Может, это будет и ему, и, главное, музейному делу только во вред? Просто не знаю. И как же хорошо, что сам я совсем не музейщик. И даже не коллекционер, не меценат и не галерст.
! Орфография и стилистика автора сохранены
