Наши девушки не попали в мазь. Наш летающий лыжник чуть позднее оттолкнулся от стола, не дотянул даже до 90-метровой отметки и в итоге откатился за пределы третьей десятки. Но особенно досаден провал нашего саночника. Он нечисто прошел второй вираж и в итоге потерял три сотых секунды. Это стоило нашей команде бронзовой медали, на которую мы имели все основания расчитывать. Беда.
Так началась для российской сборной очередная всемирная панама, в которую разветвленная криминальная группировка уже в который раз втягивает добрую половину человечества. Многие тысячи шарлатанов и бездельников правят тризну на костях национальных бюджетов. Посреди искаженных болью лиц и корчащихся бездыханных тел возникает самая дорогая реклама, рассчитанная на самых восторженных недоумков планеты. Фирмы платят за такую рекламу бешеные деньги, телекомпании заражают бешенством сотни миллионов. Карабкаясь друг на друга, десятки журналистов продираются с микрофонами к молодому человеку, который промчался на лыжах, санках или коньках на сотую долю секунды быстрее другого молодого человека. Неуловимый отрезок времени, в течение которого мы с вами не всегда успеваем моргнуть, отделяет большие деньги и оглушительную славу от безвестности, безденежья, а нередко и позора.
Все это настолько бессмысленно и безумно, что для объяснения этой гигантской нелепицы были изобретены специальные термины. Без них и вне их объяснить существование современных олимпиад совершенно невозможно. Это такие пышные и пустотелые словосочетания, как «реализация всех возможностей человеческого организма», «состязание передовых спортивных методик», «показатель социального развития». Но лидируют по тонусу шарлатанства два жупела: «честь флага» и «спорт высших достижений».
Получилось так, что я дважды писал для «Известий» про Олимпийские игры — в 1988 году из Сеула и в 1996-м — из Атланты. С Атлантой все понятно: я был тогда собкором в Америке. Но мой Сеул стал итогом давнего конфликта внутри редакции. Наверное, какую-то роль сыграли мой английский, опыт репортажей из разных мест, несколько скромных спортивных разрядов в далекой юности, а также то, что никакого личного участия в редакционной сваре я не принимал. Так или иначе, но мое знакомство с олимпийским закулисьем началось глубоким изумлением.
Сеульская Олимпиада была безумно щедрой. Южная Корея выходила в широкий мир во главе стаи молодых азиатских тигров. Гостеприимство переполняло чаши. Мы, журналисты, жили в отдельных комнатах трехкомнатных квартир со всеми удобствами, включая телевизоры и кондиционеры. Завтраки для нас были бесплатными, и по утрам, под пологами огромных шатров, нас ожидали, на выбор и вволю, по триста европейских блюд и по триста блюд восточных, преимущественно корейской национальной кухни. Предусмотрительные поляки и румыны, тогда еще братья по соцлагерю, набирали даровой еды в панамы и карманы на весь долгий день, и никто из персонала их не останавливал.
Не спортивный журналист по основному профилю, я старался из всех сил. Завел знакомство с волонтерами-студентами в охране Олимпийской деревни, и меня пропускали туда чаще, чем было положено. Я привык думать, что Олимпиада — это нечто, устраиваемое ради спортсменов. Но они жили явно хуже журналистов. Их помещали по четверо (иногда и по шестеро) в такой же комнате, как у нас на одного. Их еда тоже была вкусной и обильной — но у нас все же разнообразнее. В их комнатах не было кондиционеров, а телевизоры — только в холле. А главное, пребывание этих юношей и девушек до выступлений на Играх было достаточно суровым, а после выступлений многих из них тут же отправляли домой. Так случилось с нашими велосипедистами-шоссейниками. Они покатили в первый день и должны были привезти золото. Так запланировали в Спорткомитете. Но ребята остались без медалей. Не получилось. Я видел, как они за финишем валились без сил. Многих от перенапряжения рвало желтой слизью. Их выворачивало под чудовищный мат тренеров и функционеров. После «позорной гонки» всех ребят тут же отправили на Родину. Даже погулять часок по Сеулу, до того для всех нас наглухо закрытому, не дали.
Конечно, знаменитые спортсмены, миллионеры от баскетбола или тенниса, — те и носа не казали в тесные конюшни Олимпийских деревень. Только милая и обаятельная немка Штефи Граф, тогда первая ракетка мира, весело и охотно разделила с соотечественниками прелести общежития.
Не спрашивайте как, но мне удалось побывать и в апартаментах двух членов МОК, таинственного и могущественного Международного Олимпийского комитета. Это было да! Один член занимал два этажа пентхауса — на второй меня, понятно, не пустили. Номер другого члена МОК был в самом дорогом отеле Сеула, а сам отель — в самом высоком, на тот момент, здании мира. В прохладном холле, где мы беседовали, можно было играть в волейбол. В этой же уютной прохладе невозмутимый олимпиец разъяснил мне, что все правильно. Так есть, так было, так будет. Олимпийская деревня — это массовка Игр. Им больше не надо. От журналистов зависит их успех. Это важнее. Судейский корпус стоит повыше журналистов — это чиновники Олимпиад. И, наконец, руководители международных федераций, национальных олимпийских комитетов и самого МОК — они суть хозяева бизнеса. Экономить на себе у них нет никаких резонов.
Тогда я впервые и услышал эти термины: «честь флага» и «спорт больших достижений». Поначалу они не вызвали во мне никаких протестов. Я видел слезы на глазах победителей и принимал их за вершину патриотического вдохновения. Я видел страшные травмы, которые причиняли себе совсем еще мальчики и девочки, которые почти наверняка станут инвалидами, — и принимал это за естественные жертвы, приносимые на алтарь величия своей страны. И самая главная ошибка: я принимал наш милый студенческий баскетбол или дружескую возню на борцовском ковре, после которой мы шли пить пиво, за нечто, имеющее какое-то отношение к «спорту высших достижений».
СВД, спорт высших достижений, — это не спорт. Это не радость, не отдых, не здоровье. Перед каждым чемпионским пьедесталом лежат палаты искалеченных неудачников и даже кладбищенские секции. Самое естественное состояние за пьедесталом — безысходная инвалидность. Профессиональные спортсмены живут с круглосуточной мышечной болью. Из великих спортсменов редко выходят великие тренеры. Им не хватает духу обрекать детей на муки, которые претерпели они сами.
СВД — это всегда игра с нулевой суммой. Вы не можете выиграть, не унизив соперника. Лавры достаются одному, чуть пожиже — еще двоим. Все остальные — лузеры. Обожествление победы приводит к оправданию любых средств. Дружба между спортсменами внутри одного вида существует только как исключение, подтверждающее правило. Fair play, честная игра, уже давно стала насмешкой.
СВД — главный потребитель преступной фармакологии. Ни на миг не утихает война тайных наркотических лабораторий. По мнению подавляющего большинства спортсменов, более развитые страны являют собою образцы обратной морали, используя в преступных целях свое научное превосходство.
СВД не может служить заманчивым примером для широкого спортивного движения. Нормальному резвому юноше нет никакой нужды выбегать из десяти секунд, тем более тратить на это здоровье. Китайцы, особенно в городах, обожают играть в баскетбол, но китайская сборная в грандах не числится. В Гренобле три француженки стали чемпионками по биатлону, но четвертой, запасной, в их команде не было. По той простой причине, что этим видом спорта во Франции занимались только эти три девушки.
СВД и массовый оздоровительный спорт общего имеют мало, а противоречий — множество. СВД монополизировал все СМИ и просто поработил телевидение. СВД растит культ сверхчеловека — нациями нужны обычные здоровые мужчины и женщины.
Но самое главное противоречие состоит в том, что СВД отвлекает силы, средства и внимание общества от реального здоровья в область легенд и мифов. Этот переброс огромных ресурсов был бы невозможен без жупела «честь флага».
Честь этой чести по праву принадлежит нам в лице могучего Советского Союза. Это мы внесли в гламурное олимпийское движение азарт классовой борьбы. Это мы придали очкам-голам-секундам грохот непримиримых революционных битв. К близорукости всего прочего мира стоит отнести то, что он этот вызов принял.
Сколько раз мы видели эту душещипательную картинку: медленно ползет вверх знамя «нашей родины», торжественно звучит не слишком длинный отрывок из национального гимна, губы победителя (ницы) шевелятся в такт музыке, по тугой щеке тихо катится патриотическая слеза. Помню, кого-то из наших игроков даже распекали за то, что они под наш «Союз нерушимый» стоят как болваны.
Хотя с чего бы Арвидасу Сабонису рыдать под этот постылый мотив? В Сеуле мы одолели американцев во многом стараниями литовского гиганта. От этой прекрасной победы над американской сборной, я точно помню, у меня трогательно зачесались веки. То есть эмоционально я упивался честью флага. Но уже в Атланте Сабонис играл «против нас». Играл он все так же великолепно, может, даже лучше, чем в Сеуле. Но веки у меня не чесались. И когда один наш тренер, тоже в Атланте, буквально молился, чтобы боксера из Украины «чем-нибудь придавило, иначе этого парня нам не пройти», — я тоже тихо мечтал о мигрени или поносе. На голову или, соответственно, на живот ни в чем не повинного украинца.
Но что же это такое, черт побери! Почему мы восхищаемся литовцем? Потому, что он изумительный атлет, или потому, что его маленькая страна не успела оторваться от СССР? Почему мы мысленно насылаем мигрени на вчерашнего кумира из Запорожья? Потому что какие-то деятели съехались в Беловежской Пуще?
В каждом виде спорта нации имеют свои представительства. Единый Советский Союз выставлял одну хоккейную команду. Распавшийся Союз — уже с полдюжины. Европа неумолимо движется к единству. Значит ли это, что на футбольном чемпионате континента через десять лет останутся только сборные Европы, России, Абхазии и Южной Осетии?
«Честь флага» разъединяет нации. Олимпиады плодят ксенофобию. Люди ликуют, когда у «чужой» девушки подвернется лыжа, а «чужой» парень промахнется у наших ворот. «Честь нашего флага» неотделима от злорадства к флагу не нашему. Что, кроме насмешки, вызывает дряхлый лозунг «О, спорт, ты — мир»?
Все эти вопросы не имеют рационального объяснения лишь до той поры, пока мы оставляем в стороне главный мотив всех Олимпиад — деньги. Игры — гигантский бизнес международной корпорации под название МОК. Тут тугим узлом завязаны интересы строительных, транспортных, туристических, зрелищных компаний. Но главная заинтересованная сторона — национальные бюрократы. «Честь флага» — неистощимая и щедрая кормушка для чиновников всех рас и цветов кожи. Если самые зрелищные, прежде всего, игровые виды спорта сами себя кормят, то все прочее висит обузой на национальных бюджетах. Массы обезумевших граждан, по-настоящему больных, но называющих себя болельщиками, не просто одобряют — они благословляют чиновничий распил бюджетных денег под туманные обещания сусального олимпийского золота. Вот и президенты, что американский, что белорусский, взяли себе за моду одаривать Олимпиады своим сиятельным присутствием — понятно, за счет налогоплательщиков.
Между тем, тихие миллионеры из МОК неутомимо множат число олимпийских дисциплин. Вот и в этом году из нашей страны, где половина сельских роддомов не имеет горячего водоснабжения, поехали в Ванкувер толкать по льду большие полированные камни. Говорят, с прицелом на Сочи.
Есть только один способ справиться со всей этой напастью. Надо покончить со спортом высших достижений как нахлебником бюджета. На плечах казны следует оставить только то, что прямо связано со здоровьем нации. Только в считанных школах России есть плавательные бассейны. Мало теннисных кортов, хоккейных коробок. Совсем худо с освещенными и ухоженными беговыми, лыжными, велосипедными дорожками.
Оно все так, но надо еще пережить Ванкувер. Потом дожить до Сочи. Потом еще подкопить деньжат. А уж потом решать, кому нести флаг по школьной дорожке.
Статья опубликована на сайте ЕЖ.Ru
