- Что, - спрашиваю, - глаза не блестят?
- Да, вот, - объясняет, - какие-то уголовные дела придумали.
Вроде он Диснейленд в Мневниках нарочно не строит, а землю в аренду сдает. Вроде налогов с той аренды не платит. То есть не он персонально, а его фонд. Ему лично бумажку о возбуждении уголовного дела пока не прислали. Но, видишь, ЮКОС чего-то там не доплатил, а Ходорковский сидит в персональном качестве…
– Да ладно, – говорю, – не бери в голову! Это все происки завистников. Ты президент Академии художеств. Ты член Общественной палаты. Орден тебе недавно дали. У меня такого ордена нет... Глядишь, к 75-летию дадут и первой степени…
– Первой степени – только президентам. Я узнавал.
– Путина в кимоно не зря же ваял? Лужкова в бронзе, с мячом и ракеткой? У тебя же неприкосновенность почти депутатская! И потом: представим, что тебя засудят...
– Типун тебе на язык! – замахал руками Зураб Константинович.
– Ну допустим, на секунду! Так ведь придется все, что ты по Москве повозвел, понастроил, разрушать. Не может же такого быть, чтобы автор на зоне, а Петр I, его гениальными руками сработанный, – на стрелке Москвы-реки как ни в чем не бывало! А разрушать – не ставить. Это же немыслимые проблемы создаст! Проще тебя пожурить немного – и простить.
– Нет, – уперся, – нужно что-то делать!
– Ты, – говорю, – творец с большой буквы. На происки недругов, на интриги завистников должен отвечать ядреным языком большого искусства.
– Вот я и зашел посоветоваться. Тут ФСБ объявила конкурс на лучшее произведение литературы и искусства, посвященное органам безопасности. Мой долг принять участие.
Одобрительно киваю. Пора, пора прославить нашего скромного современника. А то у него все цари да рыбаки с золотыми рыбками. Стелы многометровые. А до простого человека в штатском руки не доходят.
– Кого собираешься ваять? Тут должно быть попадание стопроцентное, в десятку. Чтобы в одном человеке – воплощение всего и вся. Фигура нужна символическая.
– Да тебя, Питирим, и собираюсь. Ты у нас и создатель системы первых отделов. Ты у нас и бывший резидент, запамятовал, где. Ты и куратор всего восточногерманского направления. Кого, как не тебя?
– А что, – прикидываю, – идея неплохая. А в каком виде ты меня задумал? На коне или, наоборот, пешим, но поднятым на недосягаемую высоту? Как Петра?
– Думаю, за письменным столом. В руках у тебя – очередное донесение Владимира Владимировича в центр. А на лице – выражение сосредоточенного восхищения. Ну, и германский колорит... Томик Гете. И пиво, что ли.
– Здорово придумано! А если сюда самого Владимира Владимировича? Вроде, я читаю, а он ждет слова старшего товарища?
– Нет, – говорит, – это политически неправильно будет. Владимир Владимирович принадлежит не только вашему ведомству, его весь народ выдвинул. – Правильно мыслишь! – хвалю. – А место для памятника уже присмотрел?
– А как же! На Лубянской площади. После Феликса Эдмундовича освободилось, пустует. Ждет героя.
Такой человек, такие идеи! Творец! Сидит передо мной и пальцами уже шевелит, в предвкушении работы. И вдруг меня, как стрелой, пронзило: какой там памятник! Я же весь насквозь, до мозга костей, до кончиков пальцев, засекречен! С ходу предлагаю альтернативный вариант:
– А давай так! Дзержинский читает донесение Путина в центр! Феликс Эдмундович! Но, натурально, с выражением сосредоточенного восхищения. Место установки – то же, традиционное. И антураж: маузер, декреты Совнаркома, чайник из фильма "Человек с ружьем"...
– Да как же, – сомневается творец, – когда Дзержинский на Лубянке командовал, Владимир Владимирович еще не родился. Искажение истории получится. Лучше уж – пусть Путин читает Дзержинского. Как-то правдоподобнее.
– Не искажение – метафора! Связь времен. Скрытый код истории. Масштабнее надо мыслить, масштабнее!
Загорелись глаза у Зураба, чувствую, уже весь в процессе творчества. Ну, иди, твори...
Все события и персонажи являются вымыслом. Любые совпадения случайны.
